Репортаж с концерта Anneke (Ex-The Gathering) & Danny (Anathema) (06 января 2012) : DARKSIDE.ru

Иногда концентрированная мудрость русского народа сражает наповал своей точностью, но иногда и привирает. Дорога ложка к обеду, яичко к христову дню и прочие сентенции о гармонии времени и предмета — так ли уж они правдивы? Эти, например, строки начали червиться по белому вордовскому полю, стыдно сказать, почти месяц спустя после события, которому они посвящены. Но что тут поделаешь, когда в средостении до сих пор бушует эмоциональный шторм, крутит восхищённый смерч, и мысли никак не желают укладываться в кирпичи букв, то и дело норовя сорваться в верхний регистр и шумные признания в любви. А что поделать, не каждый день — и не каждый даже год — выдаётся случай на расстоянии вытянутой руки увидеть и услышать певицу (вообще, по-хорошему, буква „п” в этом слове должна быть заглавной — представьте, будто так и есть), чувствуя, как у всего зала разом с каждым звуком её голоса обмякают мышцы, а у серьёзных волосатых мужчин в углах глаз блестит неприличная влага. Если быть честным до конца, то такой шанс и вовсе может выпасть один раз в жизни, а может и не выпасть вовсе. Но те, кому повезло, — те вряд ли забудут пережитый опыт хотя бы на миг дальнейшей жизни. Аннеке ван Гирсберген — вот то имя, благодаря которому даже в самом чёрством сердце, случись его обладателю хотя бы минуту пробыть перед сценой, где выступает эта очаровательная и восхитительная нидерландка, родится подобная рефлексия.

Возможно, кто-то поинтересуется: «А что же Дэнни Кэвана, который имел смелость выступить вместе с ней?», но ответом ему будет угрюмое молчание. Уложить впечатление о его роли в концерте можно в несколько строк. Кэвана-младший, конечно, очень талантлив, он великолепный музыкант и любовь масс к его персоне объяснима… Но нужно рубануть правду по живому: вокалист из него крайне паршивый, в одиночку на сцене Дэнни теряется и ведёт себя слишком зажато, да и вообще, в единоличном его исполнении песни Anathema теряют тот шарм и блеск, которыми обладают в оригинале. А уж его соседство с такой женщиной (эти два слова читаются томным, восхищённым голосом с толикой обожания и страстным придыханием) и такой певицей (здесь, при прочтении вслух, следует по-левитановски надуть щёки и пророкотать звуки так, чтобы в каждом из них ощущался пудовый вес великолепия) и вовсе сделало заслуженного инструменталиста безликим британским пареньком в мятом пиджаке и дурацкой шапке.

Когда Аннеке выпорхнула на сцену, то любые слова, подтверждающие мысль о том, что сегодня в зале собрались те, кто пришёл слушать именно её и никого иного, отпали — столь шумные и искренние аплодисменты не нуждаются в вербальных подпорках вообще. Когда Аннеке заговорила, то стало ясно, что если в зале и есть хотя бы один мужчина, который не влюбился в неё прямо здесь и сейчас, то он, очевидно, или гомосексуалист, или вообще персона нездоровая, от которой нужно держаться как можно дальше. Есть, понимаете, такие женщины, которые привлекательны совсем иначе, нежели отполированные ножами хирургов и кистями ретушёров леди — Аннеке из таких. Не отвечая, быть может, общепризнанным канонам красоты, она обладает таким мощным обаянием, что любой, пусть даже самый маскулинный самец, поймав её искристый взгляд или восхитительную улыбку, враз ощущает сухость во рту и подкашивающиеся ноги — очаровывает так, что всё. Аннеке не торопилась приступать к пению; если вначале в этом провинилась гитара, отказывающаяся воспроизводить звук вовне („Ох, женщины и техника!”, — лукаво изрекла бесподобная), то затем заминка переросла в непринуждённую болтовню с залом. Сказать, что подобной живости в диалоге с публикой можно свидетельствовать редко — значит серьёзно покривить душой. На самом деле, не вспоминается вообще ни одного артиста, кто бы запросто сжал трёхтысячный клуб, пусть даже совсем и не набитый до отказа, до площади в один метр — Аннеке настолько неподдельно искренна и доброжелательна, что стойкое ощущение, будто она обращается со своим милым щебетом конкретно к тебе, а соседствующие рядом сотни зрителей словно исчезают, поселяется где-то на просторах мозговых извилин и покидать их не собирается.

Когда Аннеке запела, когда в воздухе зазвенела „My Electricity” — тогда всё вокруг умолкло, тогда всё вообще перестало существовать, остался только несложный гитарный перебор и голос, аналогов которому, наверное, и не найти. В мире было, есть и будет много певиц, чей диапазон поражает, чьё мастерство отточено, чья техника вышколена до отполированного автоматизма. И в мире есть Аннеке ван Гирсберген, которая не просто поёт — отправляет в микрофон непостижимые, гипнотические и чарующие части себя самой, будто вся превращаясь в аудио-волну. Не думайте, что это лишняя образность и патетика, — кто был, тот подтвердит. Это волшебство, это какой-то запредельный уровень восприятия и гармонии между артистом и слушателем. Это настоящее искусство, стоящее куда выше жанровых рамок — как иначе можно объяснить, что с одинаковым трепетом каждое слово из песенных текстов вылавливали и утончённые барышни в вечерних платьях, и мохнатые любители грайндкора, и чёрт знает откуда взявшиеся счастливые родители дебиловатых детей, цветы жизни которых в это время самозабвенно копошились в мусорном бачке. Даже вздохнуть лишний раз и то было грешно, чтобы не нарушить примитивным звуком хрупкую атмосферу, которая будто нитями опутала всех и каждого, кто подставился под это эмоциональное цунами. А потом… Потом были и пронзительная „Beatiful One”, и озорная „I Want” и даже песня группы U2, которая, как известно, не обладает ничем хорошим, но Аннеке умудрилась дать ей не просто второе дыхание, — создала шедевр из ничего.

Через шесть сольных аннековских номеров на сцене вновь появился Дэнни, который особенно далеко и не уходил — безумцы, отведшие взгляд от сцены, могли заметить, что он во время сета ван Гирсберген вышел к залу пообщаться, где и провёл свой перерыв, не погнушавшись послужить посыльным и передать Аннеке букет от счастливого поклонника. Из ноющего хипстера он внезапно преобразился в достойного сопроводителя для этого голоса, лежащего за пределами всех эпитетов, обрамив его замысловатыми делеями и лупами, которые, нагоняя тоску в его единоличном исполнении, совсем иное впечатление произвели в дуэте. Начав с песни, известной по сериалу о хромом докторе, Дэнни и Аннеке отправились в ретроспективное путешествие по песням Anathema, которые ныне стали самостоятельными произведениями, изменив и настроение, и эмоциональные акценты и вообще отделившись от собственных оригиналов — участие миниатюрной голландской хулиганки сотворило с ними невообразимое. А затем, вместе со словами „and so it is…”, в зал ворвалась настоящая магия, заполнившая всю вселенную незамысловатыми строчками, которые неслись как со сцены, так и с противостоящей ей стороны, сливаясь и уносясь куда-то в высь вселенной — „I can’t take my eyes off of you” — когда все и правда не могли оторвать взгляд от места, где творилось настоящее рождественское чудо. Независимо от вероисповедания, независимо от убеждений — чудо было, и вряд ли кто с этим бы поспорил.

И совсем уж что-то невероятное случилось во время биса, который у рядовых исполнителей обычно выполняет роль косточки для слушателей — те весело кричат „we want more”, артисты послушно возвращаются и довешивают алчущей аудитории требуемого. У Аннеке всё произошло не так. Да, они с Дэнни ушли, но лишь затем, чтобы, выйдя снова, нанести сокрушительный удар по всем нервам и рецепторам, направленным на восприятие. Представьте себе, как после кавера на жалостливый и пронзительный кантри-хит о печальной бабской доле со строками, которые будто о самой ван Гирсберген — „your smile is like a breath of spring; your voice is soft like summer rain” — следует такая акция. Аннеке просит выключить клубное освещение, одновременно с тем обратившись к залу с тем, чтобы люди достали свои модные айфоны, айпады, нокии и прочие средства связи, средства фотосъёмки и вообще любые мыслимые источники освещения, направив его в сторону сцены. И, представляете, слушаются! И в этом удивительно ярком свете звучит кромсающая оставшееся от истрёпанных чувств и эмоций „You Learn About It”. Если и были в русском языке, да и любом другом, слова, которые способны хотя бы на толику передать ощущение, зародившееся в тот момент, то они явно исчезли из лексикона ныне живущих людей, поскольку подобрать их не представляется возможным. О таком вообще не говорят, на самом деле, вслух. Это остаётся внутри, иногда прорываясь наружу невнятным томлением, затуманенной головой и пеленой на глазах. Это лучше чем секс, это лучше любого психостимулятора; это — настоящая сила искусства. И если вы вдруг встретите человека, который скажет, будто бы Аннеке ван Гирсберген и гроша ломаного не стоит, и вообще, отчего весь этот шум, знайте: с дураком не следует разговаривать, его просто следует взять за руку и затолкать на концерт, который и станет исчерпывающим ответом на любой последующий вопрос.

Сет-лист: